Глава свердловского угрозыска — о бандах 90-х, ворах в законе и зацепках по убийству на Уктусе.
Сегодня, 5 октября, сотрудники уголовного розыска празднуют 100-летие своей службы. В преддверии юбилея Znak.com поговорил с начальником управления уголовного розыска ГУ МВД РФ по Свердловской области полковником полиции Александром Мазаевым. Что сейчас представляет собой УУР, во что трансформировались ОПС «Уралмаш» и «центровые», почему в Свердловской области разрешили остаться вору в законе Гие Свердловскому, как ловят серийных маньяков и что происходит с делами об убийстве двух девушек на Уктусе и расстрелом Audi обнальщиков на проспекте Космонавтов — в интервью Znak.com.
— Что из себя представляет сейчас управление уголовного розыска свердловской полиции?
— Управление — это 170 сотрудников и 7 структурных отделов. Есть, конечно, аналитический отдел, организационный. Но основные, рабочие отделы — это отдел по борьбе с организованной преступностью, бывшее управление БОП. Оно раньше было самостоятельным подразделением, потом пережило переформатирование и теперь входит в УУР.
Также к числу основных относится отдел по раскрытию преступлений против личности. Это небезызвестный «убойный отдел». По сериалам, наверное, знаете. Они занимаются раскрытиями убийств, преступлений с причинением тяжкого вреда здоровью, изнасилований, изобличением педофилов.
Есть отдел по раскрытию преступлений против собственности. На него, если честно, приходится работа по львиной доле общеуголовных преступлений. Это кражи, мошенничество, грабежи, разбойные нападения. Этот же отдел, в частности, занимается раскрытием разбойных нападений на ювелирные магазины, почтовые отделения, на разносчиков пенсий, подрывов банкоматов. На этот же отдел приходятся распространенные сейчас кражи, угоны автотранспорта. В сутки это 2-3 хищения автотранспорта. Плюсом на отдел приходятся раскрытия поджогов машин.
Еще одно подразделение, которое находится на передовой, это отдел розыска — без вести пропавшие, пропавшие несовершеннолетние, скрывшиеся от следствия и суда и так далее. Кроме собственно сотрудников УУР главка в районных подразделениях работает 1 тыс. 200 оперативных сотрудников. В каждом горрайоргане полиции есть подразделение уголовного розыска. В Екатеринбурге он самый многочисленный — 230 сыщиков. Все-таки областной центр, город-миллионник.
— Кто такой сотрудник уголовного розыска?
— Мы те, кто первыми работает с преступлениями. Только потом подключается следствие. Не в обиду следователям, исходя из практики, я всегда говорил, что следователь — это художественный оформитель уголовного дела. Он, как правило, включается, уже когда сыщик приводит к нему подозреваемого с определенными материалами и показаниями. И далее следователь начинает все это процессуально оформлять, закреплять материалами, доказывающими причастность лица к совершению преступления.
— В 2014 году было так называемое дело о пытках в ОМВД Заречного. По нему проходили несколько сотрудников уголовного розыска. Тогда многие говорили, что оперов сделали крайними и это угрожает нормальному взаимодействию с СКР. Вы сами что думаете по этому поводу?
— У нас как была работа конструктивная со следствием, так она и продолжается. Что касается сотрудников, то они признаны виновными.
Я не могу сейчас опровергать действия следствия и суда, это будет не совсем правильно. Но, по-хорошему, я всегда нахожусь со своими сотрудниками и не скажу, что все там было так однозначно в этой истории. Что получилось тогда, то получилось, к сожалению. Никогда у нас не приветствуется, чтобы оперуполномоченный занимался рукоприкладством. Никто на это их не настраивает. Бить подозреваемого это всегда рисовать себе статью…
— Вы уверены, что ваши опера били задержанного?
— По моим данным, никто там не бил его.
— Было удивительно тогда, что многие оперативники пришли в суд, чтобы поддержать задержанных коллег. В их числе был даже ваш заместитель Константин Строганов. Кажется, когда ловят полицейских-взяточников, не бывает такого.
— Потому что, повторюсь, неоднозначная была ситуация. Коррупционера никто не приходит поддерживать. Там другие составы преступления, там человек хочет обогатиться. А здесь мужики хотели раскрыть преступление и изобличить убийцу, негодяя. И убитый, и подозреваемый вели, мягко говоря, асоциальный образ жизни, были не в ладах с законом. За раскрытие таких преступлений не дают ордена, но это и есть наша работа. В чем здесь выгода? Поэтому и пришли поддержать своих. Нет у нас случайных людей, сорняк в уголовном розыске не будет работать. Фактически ты или семью, или работу выбираешь. Случайных тут сам климат выдавливает.
— По Каменску-Уральскому сейчас аналогичная ситуация развивается. Там трое молодых людей заявили, что их избивали и заставляли копать в лесу могилы, добиваясь признания в краже. Насколько часто приходится сталкиваться с тем, что ваши «клиенты» пытаются обвинить вас?
— Достаточно часто такое случается, никому из них не хочется нести ответственность за свои противоправные деяния. В Каменске-Уральском был исчерпывающий комментарий со стороны начальника городского УМВД. Мы тоже разбирались в этой ситуации со своей стороны. По моим оценкам, там необоснованные претензии со стороны несовершеннолетних и их представителей. Сначала натворят дел, а потом пытаются разными способами вырваться. Нашли вот рычаг — через интернет и раздувание шумихи. Адвокаты этим, кстати, хорошо пользуются. Меня на днях спросили, мол, что у вас хорошего? А что может быть хорошего?! Я тут не комедийные фильмы снимаю, не печенье пеку, мы работаем по изобличению преступников.
Иной раз сидит перед тобой тот, кого и человеком-то трудно назвать. Такая мразь сидит, в лицо тебя пытается в чем-то обвинить, и как с таким быть? Я не говорю, что его надо тут же колотить. Не преследуем мы цель побить, обвинить и в лагерь отправить. Просто хочу, чтобы люди трезво понимали, в каких условиях и с кем мы работаем. Я иногда в сердцах говорю: «Вот, вините вы нас, полицейских, в чем-то, но представьте, что на неделю, как за границей, уголовный розыск забастовку объявит?» Все ведь это заметят! Область сразу захлебнется в кражах, грабежах, разбоях и убийствах.
— Чем закончилась, кстати, история с начальником уголовного розыска Качканара Александром Унесихиным, которого задержали по обвинению двух контрактников из Чечни, проходивших у него по делу об изнасиловании?
— Унесихин раньше здесь в УБОПе работал. Потом по семейным обстоятельствам из управления уволился и перевелся туда (в Качканар — прим. ред.). Сама ситуация там тоже не ординарная. Но я не хочу сейчас своими словами навредить следствию.
— Экономическая ситуация в стране сказывается как-то на вашей работе — больше стало преступлений из-за кризиса?
— За 8 месяцев этого года совершено 185 разбоев, в прошлом году за тот же период — 181. Не скажу, что критический рост. Краж совершено меньше на 13%, транспорта меньше угоняли на 14%, квартирных краж меньше на 24%, грабежей — на 15%. Статистика вещь упрямая — нет прямой зависимости между экономической ситуацией и уровнем преступности.
— А с организованной преступностью что происходит?
— Организованная преступность, как в 1990-х, когда были большие криминальные движения — «уралмашевские», ОПС «Центр», ОПС «Синие», — такого сейчас, безусловно, нет.
— Вообще?
— Это все осталось в 1990-х и начале 2000-х. Сейчас оргпреступность переформатировалась. Да, организованные группы существуют. Там свои лидеры, свои участники. У нас и по ним есть положительные наработки. Например, взяли группу, которая занималась банками. В Тагиле мы серьезную группу ликвидировали, которая занималась вымогательствами.
— Это так называемая азербайджанская группировка?
— Да, она. Регион у нас большой и непростой. Боремся, выявляем, на их место приходят другие. Такой своеобразный конвейер. Но надо понимать, что сейчас эти все группы разрозненные. Сложно структурированных группировок, как прежде, сейчас нет.
— В 2017 году поймал себя на мысли, что, кажется, в регионе поменялись методы работы с ворами в законе. Много лет Тимур Свердловский, которого считали смотрящим за регионом, бывал здесь только наездами. После его смерти в 2014 году сюда полиция старалась не допускать лидеров воровского мира…
— Из Белоруссии приезжал [вор в законе] Муму, [Олег] Слуцкий его фамилия. Пытался в регионе баламутить, свое движение продвигать. Мы пресекли эту попытку.
— Мне кажется, была такая тактика — всех, кто приезжал, вылавливали, так скажем, беседовали, и после эти люди покидали регион. Но в 2017 году что-то пошло не так, и в Свердловской области после выхода из колонии остался Гия Акоев, Гия Свердловский. Была версия, что это случилось из-за недопонимания полиции и ФСБ. Что на самом деле было?
— Никакого у нас нет недопонимания. Воры в законе — это наш профиль. Не скажу, что они угроза национальной безопасности, но работа с ними на особом контроле. На самом деле один законник в регионе — это не катастрофа. Есть соседние регионы, где их куда больше. Самое главное для нас, чтобы человек не оказывал никакого влияния на оперативную обстановку и не раскачивал воровское сообщество. Если просто живет, то и пусть живет.
Гия и раньше здесь жил, у него семья здесь. Я не даю сейчас положительной характеристики Гие Свердловскому. Хочу просто заверить вас, что мы ситуацию полностью контролируем. Были другие попытки раскачать обстановку. Сюда воры из Дагестана, из Азербайджана приезжали и «сходняки» свои устраивали. Мы их по ресторанам «выковыривали» и блокировали все их движения. Сейчас этого нет, а если хоть на сантиметр кто-то голову поднимет, все то же самое случится снова.
— Каков критерий этого «сантиметра», что надо «синим» сделать, чтобы вы включились?
— Поймите, мы не штабисты, не белые воротнички, у нас постоянно идет оперативная работа. Когда они здесь начинают расставлять своих смотрящих, всяких подсматривающих, положенцев по районам области, присматриваться к металлургии, древесине и тому подобному, движения в колониях наводить — тогда мы включаем свои механизмы воздействия.
— Какие?
— Скажем так, делается предложение, от которого трудно отказаться. Чтобы понятнее было: предлагается или жить как все граждане, или отправиться на зону. На самом деле вся эта воровская романтика — полный бред. Никто из них не хочет уже сидеть в колонии, всем хочется быть на воле.
— Почему?
— А что там делать за решеткой? Оглянитесь вокруг, этот мир прекрасен! Сейчас столько возможностей есть для комфортной жизни. Хочешь путешествуй, хочешь рыбачь, хочешь на охоту ходи. Делай просто все в рамках закона. Даже странно сегодня, что кто-то все еще играет в эти игры — вор в законе, понятия и так далее. Кто такой вор в законе, это, что, какое-то лицо с официальным удостоверением?
— Насколько тюремная субкультура укореняется сейчас в Свердловской области? Есть же движение АУЕ, подростки Нижней Туры и Нижнего Тагила ездят на стрелки…
— По Туре не скажу, что это новое что-то. Мы тоже раньше были молодыми и двор на двор хлестались. Здесь примерно то же самое было. Просто сейчас добавились возможности интернета и соцсетей, где можно до бесконечности устраивать виртуальные войны. Понятно, что определенный отпечаток на оперативную ситуацию есть из-за колоний, которые по преимуществу находятся в области. Это проблема глубоко в историю уходит. Сюда людей ссылали, они потом здесь выходили на свободу и оставались. Не зря говорят про генетику. Все это с молоком матери в нас, от прадедов и прапрадедов идет. Даже в средней полосе России не так. Там люди более спокойные, приземленные.
— То есть у нас край каторжан?
— Да нет, конечно. Но что-то есть в этом. Как-то ездил в Нижнесергинский район, там есть река Расковалиха. Оказывается, еще во времена Екатерины Великой здесь с каторжан снимали кандалы — дальше им не было уже куда деться. Я сам здесь родился, мои родители отсюда. Я про то, что регион у нас серьезный, умный и закаленный. В конце концов, сибиряки и уральцы Москву отбивали в 1941 году.
— Из дела против Андрея Овчинникова, Овчины, который также считается вором в законе, стало известно, из-за чего сейчас воюет криминалитет — из-за доли в 15 тыс. рублей с прибыли, которую получают с одной из стоянок Екатеринбурга. Настолько измельчал в своих амбициях преступный мир с 1990-х?
— Овчинников едва ли не первый вошел в хронику криминальной России, когда он с Трофой делил Екатеринбург по молодости. Но он долго потом сидел, а страна поменялась. Заводы и пароходы оказались поделены, у них появились новые собственники. Кто сейчас ему отдаст свое? Вот поэтому и поехал на стоянку. Сейчас будет сидеть за вымогательство, а может и по более жесткой статье. Плетухова (управляющего стоянкой — прим. ред.) до сих пор ведь не нашли. Следствие, думаю, разберется. У Овчинникова, скажем так, перебор пошел.
Все-таки человек, когда долго сидит, он заигрывается во все эти стрелки и разборки. Повторюсь, мир уже другой. Даже те, кто был из его круга, тоже другие. Кто-то в списки Forbes успел попасть.
— Георгия Архипова из числа бывших «центровых» имеете в виду?
— К примеру. К Архипову Овчинников, что ли, придет за половиной завода за былые свои заслуги? В «Роснефть» он, что ли, полезет? ХХI век на дворе! Это раньше можно было к коммерсанту с фотографией его ребенка прийти, и он начинал платить. Это раньше можно было в доме, где жил губернатор, беспредел устраивать.
— Это сейчас про убийство лидера «центровых» Олега Вагина вспоминаете?
— Да, этот эпизод. Мы тогда справились с ситуацией и не допустим беспредела сейчас.
— Тогда почему вы не можете раскрыть дело об убийстве двух девушек на Уктусе и попытку ограбления Audi частных инкассаторов на проспекте Космонавтов?
— Я не хочу открывать сейчас все карты. Оба преступления непростые. Сейчас по делу об убийстве на Уктусе работает специальная группа, имеются определенные наработки. По Audi тоже работаем. Оба преступления совершены не гопниками, и там и там готовились. Преступники знали, на что шли, и не собирались попадаться.
— Насколько известно, на Уктусе преступник попал на камеры видеонаблюдения.
— С камерами не все так просто. Даже если лицо попадает в объектив, как вычленить его из всей массы населения? А если это гастролер?
— Погодите, в фильмах про полицию и следствие нам давно уже все показали — вставляете это изображение в суперкомпьютер, и он вам выдает, кто этот человек и где сейчас находится. Остается только его задержать. У вас не так?
— Мне тут приводили в пример сериал «След». Это все фильмы, на деле все совсем не так просто.
— У вас же есть база, вы по ней вычисляете участников протестных акций, к примеру?
— Система «Сова» называется. Загружаешь фото в систему, и она ищет это лицо из потока по определенным приметам и точкам. Вопрос в том, что не все есть в этой базе.
— Кто туда попадает?
— Скажем так, те, кто контактировал с нами: ранее судимые, те, кто доставлялся в полицию. Надо также понимать, что лицо с возрастом изменяется. Я сейчас тоже не очень похож на свою фотографию в паспорте 2002 года.
— Вы читали мнения участников митингов оппозиции, как сделать так, чтобы эта система тебя не вычислила…
— Памятку вам сказать? (смеется)
— Говорят, что достаточно капюшон и очки надеть, правда?
— Очень провокационный вопрос, поэтому оставлю его без ответа.
— Тем не менее вы же смогли через 6 лет задержать подозреваемого в убийстве 14-летней девочки, растерзанное тело которой в 2011 году нашли во дворе школы на улице Белореченской.
— Мы никогда не забывали про это дело. Оно на самом деле было очень тяжелым. Там имелся большой круг подозреваемых. Девочка из неблагополучной семьи, маргинальные друзья, разной ориентации традиционной и нетрадиционной. Своя Санта-Барбара. В общем, огромный круг подозреваемых, из которого многие даже не могли толком объяснить, где они находились в предполагаемое время совершения преступления. Много было соединений телефонных, опрошено 7 тыс. человек. Весь Юго-западный микрорайон мы за эти годы прошли не на один раз.
— Как все-таки вы его вычислили?
— У нас было вещественное доказательство и биологические образцы. Говорить обо всем пока не могу, дело в суд еще не направлено. Но там все четко. А что касается вопроса, почему так долго искали, так Чикатило, к примеру, 10 лет искали.
— У нас свои есть — бывший сотрудник МЧС Алексей Фалькин, Арсен Байрамбеков, устроивший капище с человеческими жертвоприношениями. Можете хотя бы по старым делам объяснить, как удается выходить на маньяков и серийников?
— [Владимир] Марчев, был такой из Первоуральска. За ним руки, ноги и головы жертв по всей области собирали. Он сейчас сидит на «Огненном острове», где «Калину красную» снимали в свое время (ИК-5 в Вологодской области, известная также как «Вологодский пятак» — прим. ред.).
Понятно, что у каждого такого преступника есть какой-то нездоровый пунктик, фишка. Раскрытие таких преступлений это, как правило, кропотливая работа и анализ. Дело Марчева, к примеру, началось с того, что под Первоуральском нашли руки девушки. Начали работать по ним. Сделали ДНК-анализ. Установили, что пропала она осенью после того, как ушла с дня рождения. Стали отслеживать, как шла, где могла пропасть, есть ли записи с камер. Весь жилой массив вокруг этих мест проверили. Так постепенно и вышли на преступника. Понятно, что и у нас бывают промашки, когда-то в тупик заходим, другие версии начинаем отрабатывать. Но и вас попроси сейчас еще одну «Войну и мир» написать, вы, наверное, задумаетесь, как это сделать.
— Были такие преступления, которые вы запомнили на всю жизнь?
— Одно — это двойное убийство в Новой Ляле в 2013 году. Тогда рецидивист (Юрий Гаврилов, дважды отсидевший за изнасилование — прим. ред.) привел на речку двух девчонок, вспорол их, разрезал и затопил тела. Утром он пошел посмотреть, хорошо ли спрятал трупы, и выяснил, что тело одной из девочек плавает. Так он сам пошел в полицию заявить, что труп нашел, алиби себе строил. Второе — это убийство 4-летней Яны в поселке Ключевск возле Березовского. Мама была на работе, с девчушкой остался мамин брат родной. Он ее заманил в дом, задушил, замотал в штору, сложил тело в сумку и утопил в торфяном болоте в лесу.
Был у нас еще один случай. Кажется, в Первоуральске. Звонит женщина посреди ночи, говорит, что по стенам ее квартиры бежит странная красная вода и соседи сверху не отвечают. Вскрыли квартиру, а там пять трупов и крови по щиколотку. Оба преступления не остались безнаказанными.
— Есть какие-то фильмы или книги, где более-менее точно описывается ваша работа?
— Понятно, что не «Улицы разбитых фонарей», «Глухарь». Не смотрел, но осуждаю. Наверное, «Место встречи изменить нельзя». Писали его братья Вайнеры — они асы были, непосредственно участвовали в работе МУРа. Подано, конечно, художественно, но отблески нашей работы есть. На самом деле я такое практически не смотрю. Лучше «Вечный зов» посмотрю. Для души.
— Александр Николаевич, этот год выдался «богатым» на преступления. Какое дело было самым сложным в 2018 году?
— В июле в Краснотурьинске двое подонков зарезали пожилую пару. Мои сотрудники как раз были на севере области в командировке и подключились к расследованию. Позже сыщики узнали, что в Серове были замечены подозрительные торгаши, подходящие по приметам. Через несколько дней этих «продавцов» задержали в Екатеринбурге.
— В январе оперативники накрыли банду поваров, которые ограбили четыре банка. Их задержали в день последнего налета, когда они заказали пиццу, празднуя новый куш. Почему не задержали их раньше?
— Мы до последнего не были уверены в их причастности к ограблениям. Брать их с поличным в банке было рискованно, они могли устроить стрельбу и взять заложников. А если пострадают невинные, нам как потом с этим жить? Решили задержать уже после ограбления, наш оперативник представился курьером, а дальше уже было дело техники. Один из них быстро раскололся и сдал остальных.
— Этим летом на всю страну прогремела история убийства в Березовском инвалида Димы Рудакова. В числе подозреваемых четверо подростков и 13-летняя девочка. Какая у вас была реакция на это чудовищное преступление?
— Я многое повидал за 20 лет в уголовном розыске, но самое страшное, когда убивают дети. Они прыгали по его голове, у парня глаз выдавился. Просто звери. Раньше такого не было, наш мир изменился. Сейчас ребенок предоставлен самому себе, а родителям некогда воспитывать его, их больше интересует, как прокормить семью.
— А сколько оперативников работает в уголовном розыске Свердловской области?
— Наш штат 1200 сотрудников, из них 335 – в Екатеринбурге. Мне всегда хотелось иметь больше специалистов. Будь моя воля, я бы на каждый перекресток поставил сыщика в штатском.
— Зависит ли количество преступлений от времени года?
— Я бы не стал делать такой привязки. Погода никак не влияет на количество убийств. Скоро зима и снизится число краж, это не сезон воров и грабителей. Также станут меньше пропадать люди, а трудные подростки сбегать от родителей. Причина проста – на улице будет холодно, многие будут сидеть дома.
— Почему уголовный розыск не занимается тайной перевала Дятлова?
— В середине прошлого века север Урала стал знаменит на весь мир после смерти на перевале Дятлова. Интересуетесь ли вы этой историей? Может у вас есть своя версия трагедии?
— Я очень люблю такие мистические истории. Уголовное дело по гибели студентов давно закрыто, прошли все сроки давности. Сейчас материалы дела находятся в архиве. Я наводил справки, читал книги об этом и склоняюсь к теории, что в то время проходили испытания ракеты. Альпинисты испугались шума взрыва, выбежали из палаток. На улице был 40-градусный мороз, неудивительно, что они погибли.
Как не стать жертвой преступления
— Не стоит испытывать судьбу, — говорит Александр Мазаев. — Не паркуйте машины где попало. Не оставляйте маленьких детей без присмотра. У меня 11-летняя дочка, я с женой всегда ее вожу и забираю из школы, чтобы не дай бог чего не случилось. Будьте реалистами, спуститесь с небес на землю.